напитан водой.
Это только кажется, что в песке копать легко. Метростроевцы говорят: лучше уж в твёрдом камне-известняке, лучше в глине. Потому что глина и камень — прочные, надёжные, а мокрый песок раскиснет и плывёт под землёй. И его, этот плывун, ничем не остановишь. Так и называют песок с водой — плывуном.
Метростроевцы работали очень осторожно: они знали, что рядом затаился плывун. Они укрепляли стены туннеля толстыми чугунными плитами, из которых получалась сплошная труба. Немножко прокопают и сразу же ставят плиту. Сквозь чугунные стены плывуну не пройти.
И всё же песок с водой ворвался в туннель. Ворвался оттуда, где ещё только копали, где было открыто.
Плывун полз и полз в шахту, растекался, как грязный кисель.
Шахтёры принялись работать скорее, пока всё кругом ещё не затопило. А мокрый этот песок только пошевели — он ещё хлеще идёт.
Вдруг сверху, с земли, пришёл приказ: «Остановить работу! Все из туннеля!»
Кинулись шахтёры к клети. Клеть подняла шахтёров наверх, на улицу. Смотрят, а посреди улицы яма на мостовой. Раньше её не было, совсем новая яма, даже ещё шевелится по краям. Поняли метростроевцы, что случилось: плывун ворвался в туннель, а они давай его выгребать. Под землёй получилась пустота, пещера, вот улица в эту пещеру и провалилась.
Глядят — уже и не яма, а ямища, целый автобус влезет. Но только автобусы больше не едут по улице, и вообще никакие машины не едут. Где тут проедешь — яма!
Рядом стоит дом, в нём люди живут. Во дворе мальчишки гоняют в футбол. Вдруг земля начнёт под домом проваливаться — что тогда?
Бросились в дом — людей из него выводить. А те, как спросонья, не поймут: «Отчего? Почему?» — «Ладно, потом объясним, скорей уходите! Дом может треснуть, стена!..» Побежали все, через минуту никого не осталось в доме.
Тогда метростроевцы привезли специальные холодильные машины и длинные тонкие трубы.
Забили эти трубы в землю и пустили по ним холод, мороз, как зимой. Заморозили плывун. Такой плывун уже не поплывёт, он прочный. В нём и проложили туннель.
А яму засыпали, мостовую исправили. Сейчас там, как прежде, по улице ездят автомобили, в доме живут люди, а глубоко под землёй, под ними, проносятся поезда подземки — метро.
Голубые поезда
Мчатся под землёй в туннеле голубые поезда метро. Мчатся так быстро, как только могут, от станции к станции, от станции к станции. Здесь им никто пути не перебегает, никто не мешает под носом. И сами поезда тоже никому не мешают: ни троллейбусам, ни автобусам, ни пешеходам. Можно мчаться, дорога свободна!
Станция. Остановка. Двери зашипели и сами отворились, двинулись. Это их раздвинул сжатый воздух. Кому надо — выходят, кому надо — заходят в вагон, усаживаются на мягкие кожаные диваны. «Осторожно, двери закрываются!» — объявляет по радио машинист. Двери тут же послушались и затворились: ведь с открытыми ехать нельзя.
Ко мне приезжал товарищ из другого города. С дороги дал телеграмму. Я поспешил на вокзал встречать его.
Возле вокзала железной дороги — станция метро. Сверху буква «М» — красивая, большая, чтобы издалека было видно. Вечером, в темноте, она светится красным электрическим светом.
Мы вошли, протянули билетики, поехали на эскалаторе вниз.
Эскалатор — такая лестница, которая движется. По ней можно и не ходить, а просто стоять на ступеньках — они сами привезут куда нужно: на подземную станцию, к поездам.
Я каждый день езжу в метро, а мой товарищ — впервые. И он всё удивлялся: «Что за лестница наоборот: мы стоим, а она едет?» Стоял, стоял да зашагал по лестнице вниз. Лестница едет, а мы по лестнице идём — ещё быстрей получается.
В поезде он спросил:
— Далеко ли нам ехать?
— Да не очень далеко, — отвечаю я, — всё же отсюда не видно: ведь я живу на другом конце города. За Москвой-рекой.
Он ещё про что-то спросил, я про что-то ответил, а тут — пора выходить, наша станция.
— Разве это далеко? — не поверил он. — Разве мы где-нибудь через реку переезжали? Я и не заметил.
Я тогда засмеялся:
— Никто не заметил. Потому что река хотя и глубокая, а туннель ещё глубже проходит, под самым речным дном.
— Вот так здорово! — сказал тогда он. — Мы ехали под рекой, а может быть, в это самое время над нами проплывал пароход?
— Может быть, — сказал я.
И вдруг мне тоже стало так интересно, будто я в метро в первый раз. И я подумал: «Над нами Москва-река, а ведь над рекой — мосты. И значит, над нами, может быть, проплывает сейчас пароход, над пароходом, может быть, мост, а по нему ещё и машины едут… Сколько же над нами всего!»
Тут эскалатор поднял нас наверх, и мы увидели широкую улицу. Там стояли большие дома. Там проезжали троллейбусы, автомобили. Ещё там росла трава и деревья на газонах, и ходили люди. И никому не было тесно, никто никуда не опаздывал. Потому что в глубоких туннелях мчались не видимые отсюда голубые поезда метрополитена.
